Далекое будущее

Анализ ситуации с инициированием, проведением и продвижением научных исследований в России выявил проблемы излишней политизации науки в нашей стране. За рубежом превалирует другая проблема в области научного продюсинга – полная коммерциализация науки, чрезмерное подчинение ее рынку и – основной современный тренд – представление и выстраивание научной деятельности как предпринимательской.

Иными словами, если в России исследование не подчинено великим целям правящих кругов, то это не наука. На обобщенном Западе же – не наука то, что не продается. И этот критерий в ходе варварской капитализации России на необуржуазный манер, когда рынок и предпринимательство стали восприниматься всеми как панацея для оздоровления больного общества, к сожалению, в последние годы для нас тоже становится актуальным.

И тот, и другой подход представляется нам однобоким, ущербным и неверным, полностью искажающим смысл и значение науки, ее миссию для развитии человечества. И научному продюсеру в первую очередь придется разобраться с этим.

Итак, что такое наука? Или лучше спросить по-другому: что движет истинным ученым в его нелегком научно-исследовательском труде? Эти мотивы можно представить в виде трех главных жизнедеятельностных фокусов, концентрирующихся в единой сфере под названием «НАУКА». Также их можно рассматривать как рамки той или иной деятельности, относящейся к науке: инспирирующей, стимулирующей и нормирующей ее под общим флагом бескорыстия, ибо истинная наука и корысть – вещи совершенно несовместимые.

Как бы сложно ни была организована современная наука и какие бы технологии ни использовались в современных научных разработках, эта сфера человеческой деятельности всегда будет принципиально отличаться от промышленного и иного производства, транспортных и информационных организаций и организованностей: ученый не превращается в «винтик» и элемент конвейера или машины знаний, он сохраняет свою интеллектуальную независимость и значимость, свою индивидуальность и ответственность, вынесенную за пределы «общего дела» и совместной деятельности. Эта, индивидуальная позиция ученого, работающего в одиночку или же в коллективе, описывается тремя фокусами.

Любопытство двигает ученого вперед, инспирирует, оттачивает и настраивает его понимание, дает силы, выявляет интересные проблемы, нуждающиеся в проработке, открывает пути применения исследовательских талантов и компетенций, инициирует научную работу. По-видимому, сюда же следует положить бескорыстные поиски истины.

Желание изменить мир, сделать его благодаря исследованиям лучше, стимулирует креативную составляющую в научно-исследовательской деятельности. В этих рамках ученый предстает перед нами как творец и созидатель. Он – эго человеческое, соответствующее образу и подобию Божьему. В нем пробуждается личностное отношение ко всему, что его окружает. В этом смысле для ученого мир не только уже сотворен, но и творим, и он, ученый, – участник этого творения.

Человечность же, или гуманизм, устанавливает в ученом внутренние критерии блага или вреда от его научной деятельности и для отдельного человека, и для человечества. Она упорядочивает работу исследователя, приводя ее в соответствие с культурными и цивилизационно-гуманистическими нормами, активизирует терпимость и трепетное отношение к другой личности как таковой и ко всему человечеству в целом.

Гуманистическое исследование покоится на ценностях, важнейшими из которых являются:

☻ допущение множественности истин
признание множественности истин ведет к признанию и множества путей достижения ее, методов; в гуманитарной сфере имеется избыточное количество теорий и гипотез, конкурирующих между собой, и все они носят объяснительный характер, что и допускает их разнообразие
☻ отказ от субъект-объектных отношений и переход к субъект-субъектным отношениям, устанавливающим равноправность и равно-вменяемость участников исследования, а в более отдаленной перспективе – к субъект-спиритуальным отношениям
никто не желает быть ничьим объектом, уклоняется и от исследования себя как объекта, и от управления собой; субъект-субъектные отношения предполагают, оба субъекта способны к изменениям, что исследователь с неизбежностью изменяется – и вовсе не только по мере своего воздействия или проникновения в исследуемый им субъект
☻ рефлексивность
принципиально важно, что рефлексия в гуманитарных исследованиях тесно связана с пониманием: можно говорить о понимающей рефлексии и рефлексивном понимании как фундаментальной ценности данного вида работ.

Основной, но не единственный результат гуманитарных исследований – не производство новых знаний, а понимание, с одной стороны, все более глубокое, с другой – для все более расширяющейся аудитории. Важнейшее свойство понятий – их коллективность, со-признание их общими для участников коллективной мыследеятельности; построение понятий – работа прежде всего культурологическая и, вместе с тем, коммуникационная. Понятийная работа – формирование облаков смыслов, поддерживаемое индивидуальными пониманиями и интерпретациями (метафорами, притчами, case studies, образами и т.п.)

Ни политики, ни государства, ни денег, ни рынка в этой принципиальной схеме нет и быть не может. Это необходимо знать и помнить!

Они возникают позже – вторичным слоем при погружении науки в социокультурную и экономическую действительность. И в тот роковой момент, когда происходит подмена, и вторичный слой в общественном сознании становится первичным и даже основным, истинная наука как явление исчезает. Она еще продолжает теплиться в отдельных гениальных личностях – не от мира сего – но это не носит системного характера. Система требует от науки совсем другого, а именно: постоянного доказательства непогрешимости самой системы как единственно правильной и возможной, а также поиска и внедрения принципов ее планомерного укрепления и совершенствования.

При этом важно понимать, что для правильного функционирования принципиальной схемы, не позволяющей произвести вышеупомянутую подмену, необходимо полное триединство упомянутых фокусов. Выбрось хоть один, и схема начнет заваливаться в сторону. Например, уберем любопытство, и увидим, как вся конструкция начнет перекашиваться в сторону нерефлектируемого идеологизированного проектирования, когда исследователь настроен на обязательное изменение существующей ситуации, причем, он абсолютно уверен в своей правоте и механистически следует выбранному пути, не смотря ни на что. Понимание ему уже не нужно. Единственное, что не дает ему свалиться в безрамочную вседозволенность – это человечность. Он все еще старается во имя человека и на его благо.

Теперь уберем отсюда еще и человечность, и новый доктор Менгеле – тут как тут.

Зайдем с другой стороны. Оставим любопытство и человечность, а креативную составляющую уберем. В результате получим бессмысленного ботаника, профессора Паганеля, обладающего инфантильным сознанием доброго и милого ребенка. Ему все интересно, но делать он ничего не хочет и не может, и на изменение жизни не подписывается.
Наконец, упраздним человечность как организующий фокус и получим бесстрастного демиурга, для которого люди лишь расходный материал или подопытные кролики в его великих экспериментах, которые ему только и интересны.

Как же тогда жить и развиваться единственно возможной подлинной науке в условиях, которые неприемлемы для ее жизни и развития? Принять навязанные правила игры? Подстроиться и мимикрировать? Бороться? Или окончательно самоликвидироваться?

Думается, мы пойдем другим путем, ибо нам важно сохранить и преумножить сакральную составляющую настоящей науки как корень, питающий существование всего человечества! И, конечно же, в наших методологических построениях необходимо всякий раз удерживать все три обозначенные выше фокуса под объединяющей рамкой бескорыстия, поскольку они являются не только основополагающими, но и обеспечивают научно-исследовательской работе смысл на грани витальности.